Кое-что обо мне

Мама говорит, что рисовать я начала раньше, чем ходить. Я, конечно, не могу этого подтвердить. Но семейная легенда похожа на правду. Во всяком случае, я рисую столько, сколько себя помню. И помню, что еще в детском саду снабжала некоторые рисунки названиями сказок или рассказов—это были иллюстрации в моем представлении. И, может быть, на этом и стоило бы закончить автобиографию, потому что в результате я стала художником книги. Тот случай, когда не человек выбирает профессию, а профессия выбирает человека. А дальше судьба ведет.

В моей семье много талантливых и творческих людей, но художников немного. Брат моей бабушки, Виктор Батурин, был замечательным, просто невероятным художником. И хотя закончил Полиграфический институт, работал не в книге, а делал музеи. Полиграф, как его называли и называют, несмотря на официальные наименования, был нацелен на создание универсальных художников—тех, кто воспринимает пространство книги, музея, театра, и может его «срежиссировать». В Полиграф Виктор Батурин был просто влюблен. И обожествлял своего учителя—знаменитого Мая Митурича. Так что с выбором вуза проблем не было—я еще не пошла в школу, а уже знала, что, когда ее закончу, поступлю в лучший в стране художественный институт, в Полиграф.

А буквально через несколько лет состоялась встреча, определившая мою жизнь. Владимир Иванович Рывчин преподавал в том самом Полиграфе. А еще он был одним из самых прогрессивных художников школьных учебников. Долго рассказывать, как именно повлияли исследования и художественные открытия Рывчина на облик современного учебника. Скажу только, что после его рассказов я решила для себя, что самое интересное—не иллюстрация, самое-самое—это макет! И под знаком книжного макета прошла вся моя учеба. Даже сейчас, хотя иллюстраций я сделала множество, а макетов книг не так много, в первую очередь я считаю себя создателем макета, режиссёром книги.

Обаяние Рывчина, его увлеченность учебником, его талант, были так велики, что я рвалась в учебную литературу. Учебник—хорошая школа, это в некотором роде, художественная провокация. Сложный текст, научные иллюстрации, и сплошные правила для издательства и запреты. На первый взгляд, в учебнике ничего нового сделать невозможно. Да и ничего особенного тоже нельзя—шрифт только такой, длина строки только такая, все регламентировано! Только самым тонким, смелым и вдумчивым художникам удается сделать из учебника отличную книгу. Мне нравилась эта сложность. И иллюстрации—не художественные, о которых мечтают те, кто решил в будущем стать иллюстратором, а познавательные—мне тоже было интересно делать. Как нарисовать органы чувств, чтобы было понятно и не чудно? Как в одной картинке вместить всю особенность англоязычного мира? Как показать на картинке, почему идет дождь, самым маленьким умникам, которые ещё не умеют читать? Так и вышло, что больше всего я сделала макетов и иллюстраций к учебной, школьной, дошкольной развивающей литературе. Такие иллюстрации, к сожалению, редко увидишь на выставке или конкурсе. Но я бы давала отдельный приз художникам познавательной иллюстрации, на мой взгляд, их удачи ценнее.

Мне повезло с учителями. И вообще, везет на встречи с особенными людьми. Не думаю, что нужно перечислять имена. Мне кажется важным воспринимать разные стороны жизни, разные проявления творчества, как единый процесс. Научные поиски и танцевальный перформанс, народное искусство и преподавание дизайна, коллекционирование и эстамп—я чувствую, как одно помогает другому, как обогащает и, можно сказать, подталкивает. Может быть, можно большего достичь, если сконцентрироваться на чем-то одном, но понимание разного образа действия и мышления приводит к нетривиальным решениям и к свободе самовыражения.

Моя коллекция традиционной игрушки мира—огромна и разнообразна. И, конечно, на меня, как на художника, влияет ежедневное и ежечасное общение с таким разным «другим» искусством. Даже великие художники не стеснялись восхищаться и даже подражать первобытным примитивам, народному искусству. В глиняной, деревянной, соломенной, тряпичной игрушке можно найти множество пластических находок, мастерской стилизации, образности, великолепной работы с формой и материалом, не говоря уже об особенностях национальных школ. Так что я учусь у собственной коллекции, а точнее, у тех чудесных мастеров со всего света, которые все это создали.

Со мной постоянно «мои» вопросы: что важнее—интеграция или отдельность, быстрое реагирование на актуальную ситуацию или долгое интровертивное размышление, принадлежность к местной школе, временному периоду и преодоление этого. Каждый день ответы звучат по-разному. И это хорошо.